Сельская улица за монументом матери. Круто берет вверх дорожка, скупо выложенная битым кирпичом. Кривые заборы, осевшие деревянные дома. Все в писаниях филологов - про волю. Да про тоску. У иностранцев этих слов нет (впрочем, и у нас многого не хватает - расчетливой, холодноватой рациональности немецкого - английский более свободен, слово читается не так, как пишется). Тропинка, бегущая на холм вдоль неровных домов, словно бечева (узкая полоска вдоль волжского берега, по которой тянули лямку бурлаки). В Чебоксарах жили бурлаки, и дома их стояли вдоль кривых дорожек. Таких же извилистых, как бечева вдоль реки. Рерих подметил, что в Европе брали русские слова без перевода (задолго до ракеты, космонавта, спутника). В Оксфордском словаре - «указ» и «совет». Академик Лихачев недоумевал - «указ», «Совет» себе забрали, а вот слово «подвиг» - нет. Англичане хитрые - на фиг им «подвиг» (лучше слушай, молодежь, советы, да исполняй, население, указы). С подвигом и сама Русь до сих пор разобраться не может. Думаете, богатейший запас разбойничьих песен - от бандитов? От русских подневольных крестьян. Некто Шоль, немец, женившийся на чувашке, сообщает: чуваши - особые и чуть больше похожи на немцев, чем русские или якуты. Хоть убей, но где в чувашском фольклоре богатство разбойничьих песен (нынче мутный поток приблатненных песенок - так называемого шансона?). Нет у чувашей соловья-разбойника. Но нет и Ивана-дурака, которому высшие силы отваливают полцарства да красивую жену. Чувашская сказка не столько скачок, сколько долгий процесс. Русский Ваня долбанул, и дело с концом, отвалились головы змея-Горыныча. И еще эта великолепная глупая печь, которая по дурному щучьему велению прет вместе с Ваней-идиотом, словно Лэнд Крузер по деревенской грязи. Чувашский Ваня много пота и крови должен пролить, и исход совершенно неясен - обломится Нарспи-красавица или проплывет мимо. Для русского Вани-дурака характерна безудержная похвальба, чувашский Ваня в самооценке более осторожен. Переходный тип, как сказал бы «умный человек» - амбивалентный. И с удалью (каково словечко!)в чувашских сказках не все в порядке. Не взлетают в Чувашии в фантазиях лихо и безоглядно. А вот прагматизма, расчетливости куда больше. И водки в чувашских деревнях долго не знали - легонькое, сладковатое пиво. А сейчас хмель не нужен. Зачем хмель, если старший брат научил вкушать водочку. Чувашия более метафизична, углублена в себя - не разгоняется, а замедляется, для чего-то сосредотачиваясь. Были разговоры про храбрость военную. Однако есть иная храбрость - храбрость гражданина. Гражданской храбрости маловато и у русских, и у чувашей. Военная храбрость присуща русским в виде удачи (знаменитое - авось). У чувашей – как бы чего не вышло. Чувашия - изобретение камерное. Овраги режут поля. Небольшие речки полосуют небогатую землю. Густые перелески прикрывают небо, упираясь тупыми полянами да опушками в неглубокие болота. Нет-нет, распахнется светлая даль, да тут же и схлопнется. Оттого тяжело в чувашских сказаниях с конями и коням. В конце ХХ века чувашские писатели жадно набросились на тему удачи - по-русски, подвига - по-русски, славы - по-русски. Не щадя живота своего, сочиняют полумифические-полуисторические басни про неких древних царей и удалых богатырей. В Германии 30-х, известно для чего, служили воспаленные камлания раздухарившихся наци по поводу Валгаллы и нибелунгов. Русский давно хлещет этот коктейль из движения и пространства. Смертельный, надо сказать, напиток. Воля - это пространство, впавшее в сердце, свобода вкупе с простором (а лиши человека пространства - вот тебе и неповторимая тоска). Байроновский сплин и рядом не стоял с русской тоской, являющей собой высшую степень притеснения (ой, тошно мне!). Точно сказано - подневольный труд. Нет, русским подавай вольный труд - а потом высшая степень отрыва - воля вольная. Та же удаль - храбрость, пришедшая в движение. Но то, чего так не хватает русским и чувашам, - мужество гражданина. Мужества не на войне, а в мирной жизни. Впрочем, его не хватает всем современным народам. Нужна храбрость, соединенная с терпением (может, на всю жизнь) и глубоким знанием. У чуваша - вроде и свобода, да пространства в ней не больше, а все меньше.
