Валерий Владимирович Петровский, писатель

-Когда и где вы родились?

-Мне самому это было интересно с раннего детства. В 2-3 года меня научили говорить, что я родился, когда первый спутник СССР полетел – 4 октября 1957 года, хотя я родился 21 октября. Тот отсчет имел значение до полета Гагарина, что затмило все и вся. 

Впрочем, к тому времени и я подрос, мог что-то объяснить точнее.

А вот где родился?
Если ребенок родился в самолете – так и пишут. Или на корабле. Если же кто-то родился в больнице, то пишут домашний адрес. Я тоже родился в больнице – в селе Большой Сундырь, тогда еще райцентр Сундырского района. К тому времени, когда я пошел в школу в 1964 году, райцентра в селе уже не было. У местных жителей осталась затаенная обида. Была слабая попытка реставрации района в годы перестройки (директор СХТ А. Жданов и др.). К сожалению, лично я был не в курсе, хотя как редактор издания мог быть полезен в этом деле для родного села.
Сундырь, по крайней мере, в 50-60-е да и в 70-е годы, был заметным культурным центром в округе. Тогда это было русское село – не по национальному составу, а по уровню развития – хорошее советское село: ткацкая фабрика, маслозавод, кирпичный завод, хлебокомбинат и предприятие по ремонту тракторных двгателей – СХТ. А еще райпо, одно из лучших в России. Сюда из города ездили за одеждой.
На ткацкой фабрике и при больнице были народные хоры, устраивались концерты на праздники в сельском ДК. ДК до сих пор расположен в здании церкви, т.е. за все годы Советской власти так и не построили клуб. Сегодня ДК и церковь делят старинное сооружение пополам. Тот клуб в церкви был примечателен: большой актовый зал, он же - для киносеансов; так называемое "фойе" – зал для торжеств, там проводились, к примеру, новогодние елки, работал праздничный буфет со сладостями и лимонадом.  
Культура была в другом – туфельках учительниц, медсестер и врачей, галстуках и свежих сорочках мужчин, в чувашских нарядах женщин в базарный день. Это был действительно Большой Сундырь! Сундырские призывники всегда были на голову выше остальных деревенских ребят, как ни крути – и ростом, и силой, и образованием.
Когда наступали страшные зимние холода, то в школу ходить было нельзя, особенно в младших классах. Тогда я шел в библиотеку, она была еще дальше, чем школа. Это было для меня священное место – чисто, уютно, тепло. Зеленая скатерть на читальном столе, дорожки на крашеном полу, и высокие стеллажи с книгами, много-много. На зеленом столе – подшивки газет, но я там не задерживался, спешил домой засесть за книжки. В неделю я посещал библиотеку один-два раза. Брал по 5-6 книжек. Таким образом, за школьные годы  перечитал до 3 тысяч книг, если прикинуть.
Но, по рассказам, мой отец прочитал их еще больше – и в детстве, и позже, да и всю жизнь он много читал. Обладал замечательной ученой памятью на даты, числа, имена. Помню, дома, у телевизора, в день открытия XXIV съезда КПСС он узнавал в лицо и раньше диктора называл по имени руководителей всех компартий, гостей съезда, а их приехало 117 делегаций.
Школу в Сундыре открыли в годы земских реформ царя Александра Второго в середине 1880-х годов, ее основали своими силами местные купцы – Моросины, Самаркины… Больница появилась на пять лет раньше школы. По крайней мере, именно в такой последовательности отметили недавно 125 лет школы и 130 лет – больнице Сундыря. Очень давно в селе работает аптека, ее номер в Чувашии - №7 в списке аптечной сети и по сегодняшний день.
Я родился в соседней деревушке Новое Шокино. Если Сундырь лежал вдоль одноименной речки одной длинной главной улицей, то моя деревня стояла поперек на холме, с другой стороны речки. Это была наша мальчишечья граница! У нас просторов было куда больше: березовая роща вдоль старой Екатерининской (Березовой) дороги, орешник вдоль по берегу с другой стороны деревни, липовая роща на откосе к селу и открытое поле вверху деревни до горизонта.

• Из домашнего фотоархива, 57 год
ПОКОЛЕНИЕ СОРОКОВЫХ…
Это – дети сороковых… Те, кто стоят впереди, родились в 41-м, накануне войны. Замыкают ряд родившиеся в конце сороковых. И никого – военных лет. Это одно поколение нашей маленькой деревни – 10 человек, десять человеческих судеб.
Слева направо: Буронов Николай, Петровский Иосиф, Ягиткин Павел, Михайлов Леонид, Толстова Люся, Ягиткина Светлана, Бочкарев Миша, Ягиткин Коля, Бочкарев Алеша, Толстова Люба. Последних краткими детскими именами звали всю жизнь – на то они и младшие. Не попали в кадр братья Володя и Миша Яшкины, они бы и замыкали строй.
На оборотной стороне красным помечено, что снято 17 марта 1957 года. День обозначен нечетко, возможно – 11 марта. В любом случае, с тех пор минуло пятьдесят лет.
…Во дворе еще сохранился снег на примятом под ногами сене. А на старой соломенной крыше - чисто. Впереди - весна и новая, светлая жизнь. Все они стали достойными людьми – механизатор и юрист, кардиолог и медицинские сестры, энергетик и другие нужные специалисты. А еще они оказались очень талантливы как спортсмены, художники или музыканты. И если б не было войны, их отцы могли бы гордиться ими.
В деревне любят и помнят каждого. Любят, потому что все они – наши родные. Помнят, потому что половины из них уже нет в живых. Фамилии повторяются, потому что они – братья и сестры. Почти все в нашей деревне так или иначе – родственники. Поэтому  фотография хранится в каждом доме. Снимок в своем дворе тогда сделал известный в округе фотомастер Бочкарев Павел Васильевич. Благодаря ему, сохранилась наша деревенская хроника. 
Вглядитесь в эти лица, не смотрите на одежду или обувь. Дети войны носили то, что было. Их единит то, что все они любили Родину и очень хотели счастья.
…А я родился в том 57-м осенью. 
Моргаушский район, д. Новое Шокино
Деревне в 2006 году отметили 100 лет. Среди ее основателей – мои предки, одна из первых семей на той земле. Это заметно и потому, что мои родичи занимают крайние дома в начале деревни. В чувашских деревнях легко определить истоки – у самой речки или у родника. У первого колодца.

-Расскажите о своих родителях.

-15 января 2010 года ветерану педагогического труда Татьяне Яковлевне Петровской (Федоровой) исполнилось 75 лет. Многие годы она проработала учительницей физкультуры в той самой школе в Асламасах, где окончила семилетку. Правда, успела преподавать и в соседнем Моргаушском районе, куда вышла замуж. Везде работала честно и добросовестно, профессионально, как ее учили в Ядринском педучилище. Благодаря ее стараниям, ученики участвовали в районных соревнованиях, достигали хороших результатов в спорте. А самое главное – постигали секреты здоровья, азы физической культуры, которые им пригодились потом на работе и в учебе.
А когда-то она сама из Асламас пешком пошла поступать в Ядринское педучилище. Транспорт тогда не ходил, все так передвигались.

Ее приняли на физкультурное отделение. Хотя она хотела стать учительницей начальных классов: но у неё нашлась одна «четверка» в аттестате – по родному языку. А причина тому простая – она родилась вдали от здешних мест, потому что ее родителей репрессировали.
Репрессировали – это так называется теперь, а тогда говорили – раскулачили. 27 марта 1930 года у семьи красного бойца отобрали все нажитое: «…за содержание наемной рабочей силы, торговлю дугами, выступление против колхозного строительства». И постановили выслать за пределы республики. Больше всего семье было обидно за новую избу. Такой сруб и по нынешним временам велик – 7х13м! Впрочем, баню в таких случаях иногда оставляли – чтобы семья могла кое-как перезимовать. Но 30 июля 1931 года в Шумерле сформировали железнодорожный состав из числа ссыльных Ядринского, Шумерлинского, Красночетайского, Порецкого районов. Состав был из товарных вагонов, так называемых «телячьих», и набит людьми битком.
Ее родителям, Якову Федоровичу и Екатерине Михайловне, пришлось тогда зимовать с детьми уже в других местах – в бараках на севере Свердловской области, на рудниках. Называлось то место по-итальянски красиво – станция Сан-Донато, рудник имени III Интернационала. Бараки ставили сами ссыльные: они рубили лес, распиливали его на доски, соорудили стены, меж двух дощатых рядов насыпав свежие опилки. Потом мужиков отправили в шахту, а женщин по двое поставили выкатывать полуторатонные вагонетки с рудой – то ли лошадей не хватало, то ли овса для них не было. Люди были дешевле. Старики и дети стали один за другим вымирать. В конце октября 1931 года умер двухлетний Егор, а в январе 1932 года – бабушка Наталия Тимофеевна.
Позже, уже в 1935 году, родилась Татьяна Яковлевна, а в самый разгар войны она пошла в школу под Нижним Тагилом. Вот почему у нее с родным языком не заладилось, когда спасшаяся в ссылке часть семьи вернулась в Асламасы после войны – мама Катя, Таня да братик Ваня. На Урале остались могилы ее отца Якова Федоровича (умер в 1940 году от увечья и чахотки, заработанных в шахте), а также малолетних братьев Егора и Николая, младенца Ольги и их бабушки.
Старшего брата, семнадцатилетнего Федю, 20 ноября 1943 года взяли на фронт. Первокласснице Тане мать не дала проводить его на станцию. Рядовой 364 стрелкового полка 139 стрелковой дивизии Федор Федоров погиб в Польше 18 января 1945 года. Было извещение, что он награжден медалью «За Отвагу», но награда до сих пор не дошла. Только благодаря гибели старшего сына семья получила право вернуться в родные места. Именно так сказано в справке, выданной в 1947 году  матери солдата. И семья смогла после войны вернуться в Асламасы, в опустевший дом отцова родного брата Прокопия, тоже павшего на войне. 
…И рассказала мама мне эту историю на замечательном чувашском языке. Кроме двух чуждых слов – «репрессировали» и «реабилитировали». А тот большой родительский дом Татьяна Яковлевна все-таки повстречала. В той самой школе в Асламасах, куда она перевелась поближе к матери в 1983 году. Там размещалась школьная столовая. Вплоть до прошлого года, когда школу закрыли. А крытого спортзала там никогда не было.
Ядринская райгазета , январь 2010 г.
P/S Здание закрытой школы-восьмилетки в Асламасах нынче разобрали и распродали…

Про отца

ПОСЛЕДНЯЯ ДЕВУШКА МОЕГО ОТЦА
РАССКАЗ
Я долго не мог для себя определить, где я родился. По всей видимости – в роддоме. Роддом не совпадал с местом проживания моих родителей. Он был при районной больнице, а мы жили совсем не там. Моему братику было проще: он не ломал над этим голову. И когда уставшая за день бабушка предлагала нам шагать домой, он упрямо заявлял, что родился здесь, в старой избе.
И это была правда – через дорогу от нового дома, что поставили наши родители. Поэтому к бабушке мы попадали очень просто: мама до работы нас одевала, и мы сами топали в старый дом, где, должно быть, и родились.
Где был папа в момент, когда мы одевались, я не помню. Когда родители ссорились, мама всегда укоряла отца, что он так и не заметил, как выросли дети. Возможно, это тоже было правдой. Он никогда не поил нас парным молоком и не рассказывал сказки на ночь. Он даже не заметил, как вырос мой сын. Тогда я ему напомнил, что он обещал покатать внука на плечах.
- Как же я его понесу, если он выше меня на голову? – удивился мой отец. Он и в правду не заметил, как вырос мой сын. А я пропустил, когда состарился мой отец.
…В приемном покое городской больницы он еще пытался шутить. Молодая медсестра записала его анкетные данные. Он с трудом держал голову, но в синих глазах по-прежнему сверкали искорки. Когда мы привели его в отделение, ноги его не слушались. Мы с ним медленно шли по коридору к нужной палате. По бокам вдоль стенок гордо стояли больные – ровесники моего отца, довольные, что еще сами ходят. Отец не поднимал головы и не замечал их.
- Эй, вы, мужики! – сказал я им. – Что смотрите? Вы знаете, кто это идет? Вы не знаете, кто это идет! Да лет двадцать назад такие мужики попросту прятались, увидев его в Сундыре. И не важно, сколько их было…
И тогда от стенки отделился какой-то мужичок, робко подошел к моему отцу.
- Это ты, Володя? - несмело обратился он к отцу, который не повернул к нему головы. - Да, это он, Володя! – вдруг вскричал он и подхватил отца с другой стороны.
И все пытался рассказать, как давно он знает моего отца и как его уважает. А я не знал ни одного человека, который не уважал моего отца. За радость, которую он дарил людям. Просто он шел по улице, и улица становилась шире. И ворота сами распахивались, когда издалека слышался его голос:
- Здравствуй, тетя Нюра! Как там дядя Сема, все кашляет? Пожелай ему здоровья!
- Дед Андрей, здорово! Как твои сынки, пишут? Когда приедут? Напиши, что я их жду!
И взрослые сынки и деда Андрея, и дяди Семы, и тети Нюры действительно приезжали издалека и спешили с ним повидаться. А я стоял рядом и гордился своим отцом. Моя мама этого не знала. Она всю жизнь упрекала его, что он не занимался детьми. А нам было достаточно, что он где-то здесь: стоило мне или моему брату заявить на улице, чьи мы. Такой у меня был отец – сильный и добрый.
…А теперь он был совсем слабый. И даже больные вокруг смотрели на него сверху вниз. Два дня. А на третий день он поднялся. Встал, встряхнул тяжелой гривастой головой и огляделся. И те уклонялись от его взгляда, как будто что-то украли.
Я приносил ему йогурт, а он кормил меня больничной кашей:
- Ешь, мужчина должен быть сильным!
И я ел кашу, которую оставил для меня мой отец. А потом он сказал мне:
- А ты видел, какая тут симпатичная медсестра - с длинной косой до пояса! Тебе обязательно надо познакомиться…
- Ну, если хочешь, покажи…
И отец, забыв про тапочки, бодро рванул в коридор, чтобы словить для меня девушку…
Я видел в первый раз, как он бежал. Он совсем не умел бегать.
Как малый ребенок…

http://www.proza.ru/2011/03/23/1909 на сайте автора Проза. ру

-Где и у кого вы учились?

-Как ни странно, самое большое впечатление у меня оставили те вузы, в которые я не смог поступить. В 1974 году я ездил сдавать экзамены в МИФИ, это был конкурент знаменитого МФТИ, не знаю, с чем это можно сравнить эти вузы нынче – Принстон или Гарвард, может быть. Знакомство с ровесниками в Москве было знаменательным: они были не лучше, они были иными. Никакого провинциального комплекса у себя никогда не находил. Да и откуда: математикой в своей родной школе с нами занимались по программе заочной математической школы МГУ, а по физике – по спецкурсу того же МФТИ. Добавлю, что сам в выпускном классе стал победителем заочной олимпиады по истории, проведенной ЧГУ, и воспринял это как должное.
А в 1976 году я поступал в Киевский госуниверситет, на факультет международных отношений. Туда нужно было направление обкома партии. И направление выписали буквально за полчаса, кажется, зав. сектором науки был тогда Г. Плечов. И через полчаса-час документ за подписью уже секретаря обкома КПСС был у меня, 18-летнего парня, на руках. Как это получилось, не представляю. В Киеве я таким же непонятным образом заселился не вместе с другими абитуриентами, а в корпус для иностранных студентов. Шел очередной чемпионат мира по футболу, я смотрел его в холле с ребятами-иностранцами, и мне очень хотелось спросить у них, за кого они болеют.
Так вот, короткое, в два-три дня, общение с абитуриентами в Москве и Киеве оказало на меня большее влияние, чем 5-6 годов учебы в Чебоксарах. После каждой неудачи я возвращался в Чебоксары и занимал доступные мне плацдармы – ЧГУ или ЧГПУ. Забавно вспоминать, как ошалела девушка с ин\яза, когда я в ЧГПИ выложил свои документы с факультета международных отношений из Киева, откуда только что прилетел. Между прочим, недавно, год или два назад, она уже была проректором ЧГПУ, так четко я ее запомнил. А тогда мне пришлось переписывать документы для приемной комиссии пединститута…
Несмотря на свои государственные дипломы по подготовке (ЧГПУ-81 и ЧГУ-80) и переподготовке (ВКШ-87 и КГТУ-98), полагаю, что основные представления о мире, экономике, бизнесе и культуре получил самостоятельно, через самообразование. Так вышло, что в начале и до середины 90-х еще не было учебников по бизнесу: маркетинг, менеджмент, управление человеческими ресурсами, психологию управления пришлось осваивать самому. Смысл был в том, чтобы освоить роль бизнес-консультанта, весьма востребованная позиция тогда.
Вполне приличных американских томов по этим дисциплинам хватало в иностранном отделе Республиканской библиотеки. Надо добавить, что тома были действительно объемные и на английском языке. Соразмерны они были с томами Большой Советской энциклопедии, и потому потребовали не один месяц штудирования. И я еженедельно в середине 90-х годов посещал этот замечательный отдел, где книги на дом не выдавали.

Поразительно, но я не видел в библиотеке в течение 2-3 лет своих интенсивных занятий практически ни одного преподавателя вузов Чебоксар! Между тем, вузов в нашем городе прибавлялось, обучение продолжалось, и очень интересно, чему и как обучали выпускников популярных экономических и юридических факультетов в середине 90-ых годов? Как это было возможно?
Единственным ученым, которого я встречал в те годы в научном зале тогда еще Библиотеки им. Горького был мой учитель Михаил Васильевич Румянцев, историк и прекрасный человек – бодрый, подтянутый, позитивный, с юмором. Он как-то рассказывал про учебу в аспирантуре в Москве. По-моему, это было вначале 60-х годов, когда испортились отношения между Хрущевым и Мао Дзедуном. Тогда молодых аспирантов-историков собрали для митинга протеста у Посольства Китая и раздали им яйца, чтобы закидать здание.

Не знаю, удалось ли им тогда спасти пяток яиц для яичницы в аспирантском общежитии.
...Так вот, и в середине 90-х Михаил Васильевич старался шагать в ногу со временем и ходил в библиотеку. Он тогда предлагал мне сдать кандидатский минимум и писать  диссертацию. Я ответил, что буду получать американское образование. В ту пору было много вариантов получить гранты от Сороса и других зарубежных фондов, которые закрыли в начале 2000-х. А обратился он ко мне по старой памяти, когда я еще на младших курсах писал у него реферат для студенческой научной конференции ЧГУ – по истории КПСС. И меня даже направили на межвузовскую конференцию по историческим дисциплинам в ЧГПИ, первокурсника-заочника!
Окончив факультет иностранных языков в ЧГПИ и отделение истории (заочно) в ЧГУ, я познакомился со многими замечательными преподавателями, к сожалению, почти все они ныне «вне зоны доступа» - на пенсии или…
Недавно мне позвонили с ин\яза по поводу ухода из жизни замечательного преподавателя З. Старостиной. К сожалению, при жизни мне не довелось с ней встречаться. Но прекрасно помню других своих учителей - В.Ф. Румянцева и И.М. Митрофанова. Иван Митрофанович читал у нас курс истории чувашского языка, а Владимир Федорович поддержал мой интерес к английскому языку на переломном втором курсе. И, как и все мои однокурсники, я поклоняюсь В.А.Чумаковой. Вы бы видели, какими овациями ее встречают в зале на встречах выпускников ин\яза!
Своим большим учителем по ЧГУ могу назвать Юрия Петровича Смирнова, доктора исторических наук, зав. кафедрой, декана исторического факультета ЧГУ. Но я встретился с ним раньше, когда после школы поступал в университет. Конкурс на «историю» был 9 человек на место, и я даже с Грамотой за первое место по исторической олимпиаде среди школьников республики не прошел по конкурсу. 
Именно Ю.П. Смирнов, тогда еще просто старший преподаватель, помог мне поступить на заочное отделение, весьма престижное в то время. Для сравнения: в Чувашии в середине 70-х годов не было юридического факультета, а на  отделение истории принимали 25 человек. Могу добавить, что в тот год как раз туда поступил Геннадий Зайцев, потом командир Республиканского Штаба ССО, выдающийся молодежный пост по тем временам, да и вообще он был и есть замечательный человек.
Судить о качестве образования мне довольно сложно. Что это такое? Если соотносить с мировыми шаблонами, то и МГУ не входит даже в 200 лучших вузов мира. Помню, где-то в конце 90-х сдавал английский TOFEL в квадратном корпусе МГУ, такое мощное современное здание, так более изуродованных парт я в жизни не видел! Даже если там парты покрасили, думаю, что учиться нынче надо за рубежом.

В тот раз меня не приняли в американский Европейский университет в Будапеште по специальности «национализм». 
Собеседование проходило в Москве в здании Фонда Сороса. Профессор политологии из Венгрии (по-английски он говорил бегло, но с акцентом) не воспринял мой ответ, что тогда в парламенте ЧР не было фракций и партии никак не были представлены. Европейскому профессору-политологу это показалось, видимо, полным бредом. Но во всех областных Думах именно так и было вплоть до начала 2000-х. Можете назвать это бредом. Но это не мой бред!
Поразительно, как редко руководители Чувашии заглядывают в наши вузы: за свой долгий и успешный срок президент Федоров всего пару раз выступил в аудиториях родного ЧГУ. Мировая практика обратная: любой политик считает необходимым встретиться именно со студентами, особенно в чужой стране. За молодыми будущее!
Как и моим учителям М.В.Румянцеву и Ю.П. Смирнову, мне повезло пройти обучение в Москве. Это было в самую струю перестройки – в 86-87 годах! Кстати, процесс почти не ощущался, видимо, он шел где-то на самом верху. И мы, хотя обучались в политическом вузе – в Высшей Комсомольской Школе при ЦК ВЛКСМ – еще не осознавали грядущих феноменальных перемен, даже будучи журналистами. По-моему, большинство народа до сих пор не осознало, что произошло и какие замечательные перспективы мы упустили – все вместе и каждый в частности. Это заметно по отношению к роли и месту М.С. Горбачева в Истории – полная дискредитация ныне.
Замечательно, что мне и моим однокурсникам довелось участвовать в процессе реальной перестройки. Это особенно заметно по сравнению с ходом некой модернизации, заявленной ныне и едва ли где ощутимой. 
Удивительно другое: ни в институте/университете, ни потом, обучаясь в Москве, я не читал столько книг, как в армии. Именно в армии я прочитал все тома Ленина. Потому что библиотечка была «на точке» не столь богатой, выбирать не приходилось. А боевое дежурство ночью надо было чем-то занять…

-Расскажите подробнее о вашей службе в армии.

-У меня много  историй опубликовано «на основе жизненного опыта». Но там почти нет историй про армию, про мою службу.

Надо сразу отметить, что в армию я попал уже после вуза, довольно поздно, в возрасте 24 лет. С моего курса в пединституте, где было человек 10 парней, отслужили самые, с виду, «неармейские». Серега Власов, хиппующий длинноволосый музыкант-чебоксарец, ушел в армию после года работы учителем в Шемуршинском районе. В армию попал и Валера Васильев, самый талантливый из всех нас, умнейший парень из Канаша. Его определили в стройбат. Это не помешало ему потом получить степень магистра в США, стать PhD в Канаде и приехать назад заведовать кафедрой на родном ин\язе в Чебоксарах. Это самый большой патриот нашей страны из всех моих знакомых!
Про Советскую Армию у меня нет историй, потому что это вообще сама по себе большая хохма: «кто служил в Армии, тот в цирке не смеется». Лучше не скажешь. А женщинам я объясняю примерно так: вся армия – большой мехпарк со старыми автомобилями ЗИЛ и ЗИС, а их надо охранять. И вот солдаты по очереди ходят в караул с ружьем. В перерывах они спят и едят, и так два года. Неважно, что эти авто сделаны до 1960 года, они все смазаны, заправлены бензином и раз в полгода их заводят – Регламент 1, Регламент 2. Их даже использовали, чтобы возить зерно с целины когда-то, а больше они ни на что непригодны. Это просто много автомобилей старого образца, которые надо зачем-то охранять. 
Да, еще вот. Из армии я вернулся довольно «известным» человеком, потому что меня пару раз показали по ТВ в День войск ПВО – я служил в зенитно-ракетных войсках. А причем тут гараж? Гараж – он везде гараж, и его надо охранять. Наша часть тоже охраняла свой гараж, наряду с родиной Ленина - Ульяновском, которую мы прикрывали с воздуха. ПВО обеспечивала защиту этого города от налетов. Кстати, сама по себе войсковая часть была выдающаяся: дважды Краснознаменная, четырежды ордена Ленина, орденов Суворова, Кутузова, дважды ордена Красного Знамени, Смоленская гвардейская… Со времен войны.
Впрочем, когда меня отправляли в запас, капитан в строевой части сказал: "Я тебе такую воинскую специальность запишу в военный билет, что ты Советской Армии больше никогда не понадобишься”. Так оно и вышло, спасибо ему.
Еще в армии, особенно в непростой для новобранца первый год, я многое успел, что потом сильно пригодилось в жизни – подготовиться к сдаче кандидатского минимума по философии и немецкому языку в 1983 году –в солдатском отпуске, и приступить к занятиям журналистикой в качестве нештатного военкора в газетах «За Родину!» (Приволжский военный округ, г. Куйбышев) и «На страже», газета Уральской армии ПВО (г. Свердловск).
http://www.proza.ru/2005/01/14-88 рассказ «Любимая жена капитана М.»

-Какова эволюция ваших занятий?

-1976-1981 гг. – студент Чувашского госпединститута им.И. Я. Яковлева.
1982-1983 гг. – служба в СА, рядовой войск ПВО, г. Ульяновск, в/ч 01331
1984-1991 гг. – редакция газеты Молодой коммунист, г. Чебоксары, журналист, редактор.
1992-1995 гг. – коммерческая деятельность, магазин «Филателия», Чебоксары.
1996- 2000 гг. – бизнес-консультант, специалист по подбору персонала.
2000- 2005 гг. – менеджер избирательных компаний на выборах в ЧР и Мари Эл.
2005 – по настоящее время – журналист, занимаюсь литературной деятельностью.

-Ваши рассказы публикуются в США. Вы сами их переводите на английский?

-Мои публикации в США – с одной стороны, мера вынужденная. С другой - естественный ход событий. Случилось так, что написав полсотни рассказов, коим жанр трудно определить, я удачно опубликовал их в еженедельнике "Ведомости ЧР" у Бориса Максимова. «Романсы в прозе» два года подряд печатались в его издании в 2005-2006 годы, и были отмечены читателями. Даже в бане однажды посетитель опознал меня по фото из газеты: «Ого, смотри-ка, писатель!» Больше меня так не называли. Надо полагать, это был пик моей популярности.
Потом с художником Александром Насекиным мы издали книгу "ИНТИМНОЕ", куда вошла часть тех рассказов. Книга была отмечена на 11-й Всероссийской книжной выставке-ярмарке в Москве.

Я продолжал писать новые произведения. Они оформились в проект аудиокниги «Темные истории». А часть рассказов я сам перевел на английский с дальним прицелом, еще не очень представляя, каким. Озвученные рассказы, в свою очередь, в 2009 и 2010 годах прозвучали на Чувашском радио, всего там было 14 рассказов. Мне нравится их музыкальное оформление, кроме всего прочего.
Кстати, многие литературные журналы в США одновременно предлагают аудио- и видео- зарисовки. Каким образом? Речь идет об инет-изданиях, коих в Америке великое множество. Меня более интересовали так называемые литературные издания. Почти все они публикуют рассказы, короткие рассказы, поэзию и отрывки из романов. В первую очередь, их можно разделить по приверженности к определенному объему публикаций: от 500 слов до 5000 слов; от 1500 слов до 7500 слов в одном произведении. При этом они все профессиональны, их готовят сами писатели, выпускники лучших американских университетов по классу «литературное творчество». Не ошибусь: рассказы современных американских писателей традиционно отличаются высоким классом, как русские романы 19-го века.
Того не ведая, я дерзнул послать свои рассказы в Америку (вернее, свои переводы на английский) посредством Инета. Случайно попал в самые лучшие издания, сам того не подозревая. Это, чаще всего, ежеквартальные журналы, есть что выходят всего два или три раза в год. А есть ежемесячные, но объем внутри всегда лимитирован, а качество – безукоризненное. К моему удивлению (к их сюрпризу тоже), я сразу получил несколько благожелательных откликов, причем из рук таких редакторов, которые сами являются сегодня известнейшими писателями – J. Tylor и Roxane Gay. Они открыли для меня Америку…
Думаю, что там вначале обалдели от посланий никому не известного автора из России: посмотрите мои истории! Это примерно как космонавт из Бангладеш со своими продуктами приехал в Байконур. Почему я так утверждаю: мне не удалось обнаружить следов российской письменности (произведений) в американских журналах, а просмотрел я порядка 200 изданий. Русских фамилий я не видел, кроме одной – Tupitsyn, но это как подтверждение правила. Плюс в одном журнале, Mad Hat Review, кажется, видел раз подборку русских авторов Back to the USSR. Но это, должно быть, выходцы-эмигранты из прежнего СССР.
О системе американских литературных изданий надо писать отдельно. Одно ясно, в них до последнего времени рассказов из России не печатали. Просто своя конкуренция в изданиях впечатляюще высокая. Много изданий, где печатают менее 1 процента присланного материала! А в большинстве журналов – принимают всего лишь 2-3 процента поданных рассказов или стихов. Во многих случаях никто не смотрит, кто прислал материал, просто вычитывают текст: несколько раз, каждый раз иной редактор, и так несколько раз. Если понравится всем, то – в печать! А поступает до тысячи произведений в месяц, судя по нумерации почты.
Проблема в том, что мои рассказы написаны на русском, я сам перевожу их потом. Вы понимаете, что оригинальный текст в переводе теряет. В первую очередь, меняется тональность, заряженность, не говоря уже о литературных тонкостях – стилистике и аутентичности. Потому переводы – это отдельный редкий раздел в американских журналах. Как правило, переводят довольно известных авторов из других стран свои маститые переводчики.
Я выступил как самостоятельный автор наравне с американскими коллегами. И меня начали печатать…
-Ваши правила жизни?
-Живи не по правилам!

публикации в сша:

http://www.naplitmag.com/

http://brickhttp://thescrambler.com/eng/issues/issue-45-february-2011/kiddy-rat-or-thumbelina-cartoon/rhetoric.org/v_petrovski.aspx

http://rustytyper.wordpress.com/.../internet-love-story-or-the-moon-from-the-other

интервью

интервью американскому журналу