Д.Воробьев: "Стихи - способ самовоспитания" - Мои статьи - Каталог статей

Д.Воробьев: «СТИХИ – СПОСОБ САМОВОСПИТАНИЯ»

Воробьев Дмитрий Николаевич, поэт, преподаватель вуза.

(Также в ход интервью вмешивается со своими комментариями друг Воробьева, художник и издатель Игорь Улангин).

Воробьев. Родился 24 июня 1979 года, в День республики - тогда это еще был просто мой день рождения - в маленьком тихом бандитском городе, Канаше, в типичной советской семье: бабушка – мордовка, дедушка – кряшен, то есть крещеный татарин, другие мои родные – чуваши.

Дед, Воробьев Павел Егорович, говорил по- татарски, а по-русски он не умел говорить до восемнадцати лет.

Моя бабушка-мордовка и дедушка-кряшен разговаривали между собой на русском. Русский у них был языком межнационального общения, языком их любви. Мой отец, выросший в такой семье, знает только русский, к сожалению. Вряд ли здесь следует усматривать политику, направленную на выкорчевывание национальных корней, все происходило само собой, естественно.

Я вырос с моим младшим братом, его зовут Роман; мы были обычные городские дети с обычными увлечениями. Единственное непростое увлечение у меня – я закончил художественную школу в Канаше. Правда, я тогда еще не думал заниматься творчеством…

Улангин. Видите ли, он тогда все время думал, что ходит в музыкальную школу…

Воробьев…Ну, в художественную школу я ходил потому, что это была форма отдыха, разгрузки от проблем обычной школы, всяких дворовых делишек. Вообще я был спокойный, тихий ребенок, маменькин сынок. Не бандит.

Улангин. Уточню: на фоне остальных…И вот, однажды, когда ты чистил на крылечке краденый наган…

Воробьев. После школы поступил на географический факультет ЧГУ, закончил его.

Воробьев. Без отличия. Первые два года я, откровенно говоря, занимался списыванием. На третьем курсе взялся за ум, стал все делать сам, готовился каждый раз к занятиям, что было не принято у нас почему-то.

-Стихи появились в моей жизни в школе, десятом-одиннадцатом классе. Я начал писать стихи оттого, что хотел внимания, наверное. Стихи были ужасные, порнографического и эротического характера. Но юношеское увлечение, вольные фантазии прошли, потому что перестали привлекать внимание, и все это надоело.

-Девичье. Общественность тоже перестала возбуждаться. И стало не интересно.

А серьезно писать стихи я начал поздно, уже в аспирантуре по философии ЧГУ. Случайно. Закончил я аспирантуру по философии и сейчас преподаю ее в чувашском педагогическом университете.

Улангин. Случайно что? Закончил аспирантуру? Или поздно начал?

-Какие идейные течения вы пропагандируете студентам?

-Есть госстандарт по учебной дисциплине, и в нем обозначено, что студенты должны знать. В принципе госстандарт предоставляет большую свободу маневра. Некоторые темы даны одной фразой, а чтобы студент ее усвоил, необходимо потратить полгода. Но что конкретно нужно знать студентам, там не указывается: многое определяется выбором самих преподавателей. Они разрабатывают свой курс, свои темы, выпускают методические пособия, формулируют вопросы к экзамену и утверждают их на кафедре. Человек официально приобретает право преподавать по своей программе, которую он считает важной, но она не должна выходить за пределы госстандарта.

Те, кто вырос на диалектике истмата и диамата, имеют возможность преподавать эти дисциплины, а те, кто вырос уже в постперестроечное время, имеют возможность давать современную философию, обращать внимание на то, что им интересно самим.

-Прежде все преподаватели философии были последователями Маркса и Энгельса.

Воробьев. Думаю, меня можно отнести к кантианцам. Я - не чистый кантианец, скорее - посткантианец. Мне интересны подходы, которые Кант разработал.

-Если говорить без философского жаргона, то заслуга Канта - в том, что он сформулировал проблему познания мира: то, как мы познаем, и почему наши знания соответствуют реальности?

Вот если мы создали холодильник, значит, мы сумели управлять процессами. А вот как, каким образом мы познали эти процессы? Кант говорит, что мы знаем мир таким не потому, что он таков сам по себе, а потому, что сознание имеет некие структуры, позволяющие знать мир таким. То есть знание о мире зависит не от самого мира, а от нашей способности познавать мир. У человека есть некоторые схемы познания и восприятия, то, что называется «гештальт». При этом у него - ограниченный набор органов чувств: нет инфракрасного диапазона зрения или ультрафиолетового, как у некоторых животных, птиц. Мы видим мир исходя из своей человеческой точки зрения, у нас - пять пальцев на каждой из двух рук, два глаза…

Кант приходит к выводу: мы не можем познать мир таким, каков он есть сам по себе вне человека и человечества. Чисто объективный мир - непознаваем.

-Ну, и что из этого следует для понимания творчества?

Улангин. Раньше никто не видел тумана Лондона. Импрессионисты первыми его увидели. Был некий инструментарий, который позволил им это сделать. А люди видели так, как им прежние картины говорили: четко и разграничено. Старались «туман Лондона» в такой интерпретации и подать. А импрессионисты с помощью своего инструментария «увидели» туман, и все обратили на него внимание.

Чем художники занимаются – они видят мир по-новому. Нет у них такого тоталитарного видения, чтобы раз и навсегда.

Есть мир, музыка, а мы, художники, создаем мелодию.

Воробьев. Я выделяю Канта потому, что он обратил внимание: современный мир - очеловечен. Вещи являются вещами благодаря прошлым поколениям, сделавшим их таковыми. Нынешние люди думают, что эти вещи - сами по себе; они живут в мире, освоенном предыдущими поколениями, и их опыт люди имеют в скрытом виде, он позволяет им познавать мир.

Я говорю очень упрощая. Если говорить на философском жаргоне, можно утонуть в терминах.

Улангин. Молодым аспирантам это конкретно дает академические часы.

Прежде было два взгляда. Первый – эмпирический: мы имеем истинные взгляды на мир потому, что человек воспринимает мир как зеркало, отражая его. Сознание человека – чистое зеркало. Оно поворачивается к вещи, вещь отражается в нем. Имеются знания, отражающие действительность по вещам.

Вторая точка зрения – рационалистская: в сознании есть некая божественная структура, разум, который не является естественно получаемым из ощущения вещей. Рационалисты считали, что нельзя понимать сознание просто как зеркало. Вот эта способность зеркалить мир – она, с их точки зрения, врожденная. Разум они понимают как некую неестественную, возможно, божественную способность познавать. Благодаря дару бога, у людей есть уже некие понятия, принципы. Два плюс два равно четырем, два равно двум, два не равно трем…Принципы и понятия не всегда можно вывести из опыта, но они уже имеются у каждого человека в готовом виде, изначально заложены в нем, благодаря чему люди получают из хаоса эмпирических замеров и отражений реальности некие законы этого хаоса.

…Кант же сказал, что вещи существуют сами по себе, но вещей в себе еще недостаточно для того, чтобы познавать их. Нужна еще способность. То есть он объединил две точки зрения. По Канту, вещи нужны для того, чтобы познавать их, но нужен еще и разум, способность познавать.

У Канта в бога можно верить, и этого достаточно.

Воробьев. Может быть, я и верю в бога, но мой бог – не христианский, который внемирный и надмирный. Я считаю, что если бог есть, то он и есть мир. Мир и бог - все вместе.

Улангин. Нет, это уже называется, насколько я знаю, слово такое хитрое…

Воробьев. "Пантеизм" это называется. Но такое понимание мне ближе.