Село Гридино. Поморье. Карелия, Белое море. Покосившиеся деревянные домики хаотично прилепились к одному высокому берегу. Кажется, этот берег весь состоит из одного огромного, монолитного камня, но на этом бесконечном камне покоятся камни поменьше, как остатки метеоритов на астероиде и на них держатся и глядят на вечное море маленькими окнами дома поморов.
В расщелинах, трещинах этих камней благодатная черная земля, ее только горсточки, в ней растворились водоросли, листва с тайги, продукты моря. Это все веками ветра надули.
Камни округлые, разноцветные, природа Севера выложила поверх них мозаикой всех расцветок мха, лишайника, ягеля.
Когда задувает ветер осенний с темного Белого моря, над жилищами этих поморов - рыбаков целыми днями и глухими ночами носится печальная ни на что не похожая мелодия, то затухающая, то выходящая далеко за пределы поселения. И кажется, что какой-то одинокий, мудрый и опечаленный мальчик-помор играет на флейте прощальные мелодии осени.
А может, это грустную, выворачивающую душу мелодию, поют сирены на море.
Мостки деревянные с перильцами, скользкие в непогоду из сломанных -переломанных досок с вылезшими, торчащими гвоздями.
Ходишь по селу, как в лабиринте, через чужие дворы, но видимо, здесь нет такого понятия, как «чужой двор».
Сгущается тьма осенняя, дома в низине тоже слились и растворились в сумеречном море, но долго еще прощается со светом уходящего дня покосившиеся два деревянных креста маленькой деревянной же церкви Николая Чудотворца. Церковь, как и положено на Святой Руси, стоит посередине села на возвышении. Возвышенность эту составляет огромный цельный камень. Церквушка, как Медный всадник на Гром-камне. И вся она как ветхая, древняя старушка с внутренним духовном величием.
Поморье. Сентябрь-октябрь 2002г.

***

Сколько бы Академий не закончил профессиональный художник, глубоко внутри его должен находиться художник начинающий, художник - самоучка. Это и есть то драгоценное, в котором сохранилось зерно творчества, из которого произрастает и вырастает творчество профессиональное, дай Бог, даже высокое.
Проснулся из грешного сновидения грешный человек на грешной земле в безгрешное, чистое, ясное летнее утро с оранжевыми солнечными пятнами, под птичье щебетанье. Слава тебе, Господи!
Медленно проплыла над головой большая птица. Единственным взмахом крыльев она меня благословила.
Крылья невидимые завихрили небеса.

***

Человек. Человек маленький.
Сгорбленный, униженный, задавленный, сидящий на корточках в
углу пустого, пыльного, холодного помещения при тусклом
освещении. Лица не видно, кажется, он его вовсе никому не показал
бы.
Человек - великий.
Обнимающий небо, воду, землю.
Они созданы для него.
Такое расстояние между ними...

***

Стихия воды. Живой организм с внутренней, ласковой и буйной
энергией.
Небо. Небесная в нем звучит тихая музыка и ураганная сила его
уносит земное к себе.
Земля. Усталая, накопившая в себя грехи человечества, тайны его. И
вечно обновляющая, дающая жизнь.

***

Почти всегда пишем и рисуем по принципу-«Уменьшая большое). Так приходится. Холст меньше, чем мир. Но интереснее, если малый предмет, принадлежащий этому миру, поднять до философской значимости, будто мир сотворен для него одного. "Порогом в иной мир"-можно сказать об отражении. Оно привлекательнее своим таинством, чем то, что от него отражается.

***

Чингиз Айтматов пишет, что в Германии в храмах, когда нет службы, проводятся встречи,
используются как концертные залы. Это же я наблюдал во Франции, в Вьене.
В церкви вечером выступил с концертом детский хор (группа) из нашего Петергофа. Было прекрасно, пока детские голоса заполняли храм, но когда дородная дама топала ногами нечто из русской плясовой в храме -где молятся - было совестно и крайне неловко. Во Франции везде на дорогах, в заездах и выездах из самых маленьких селений можно встретить Распятие. Особенно это неожиданно и напоминает об истинных ценностях жизни ночью, когда из темноты внезапно выплывает в свете фар Христос.

***

Часто то, из чего неопределенного состою, будто парит в воздухе, радуется красоте земли и неба, но иногда суть моя залетает в сумерки сырые, как бы птичка, не разглядев, присела на болото, и болото это стало потихоньку засасывать.
Болото коварное, убаюкавшись, можно и не захотеть подняться. Опасно.

***

Через рваную сетку сего дня просматривается прошлое. Просматривается, как мелкий пунктир дней превратился в сплошную линию прожитых лет.
Сколько жизней мы наблюдаем? От и до?
Цветок, травинка. Весна, лето, осень. Все. Через зиму не повторение, а уже абсолютно другая жизнь, которой предстоит сделать тот же круг. Ведь эта весна не знает о прошлой весне. Для нее каждый раз все впервые.
Поздравили с Новым годом, пожелали живописать так, как хочу. Подумал, чтобы приблизиться к самому себе и от всего наносного отфильтровываться -жизни не хватит.
А кажется - чего проще. Пиши, как хочется... Долго идти до себя, а потом не прозевать бы тот знак свыше, где начинаешься ты. Странно, но мне не хочется истязать себя, сочиняя круглый квадрат.
Где спрятана шпаргалка на предмет доброго счастья? Сколько уже было -ага, мой сосед пошел туда и принес охапку счастья. Пойду и я туда. Не получилось. Оказывается, мне-то надо было идти в диаметрально противоположную сторону. Штучная штука это - счастье. Застрял в холодном лифте, освободили - какое счастье! Счастье - когда нет очереди в городскую баню и твое любимое место в парилке никем не занято.
Может быть, когда художник пишет натуру, это и есть своеобразная медитация. Ему требуется уединение не только для того, чтобы никто локтем не толкал, а для самого непосредственного общения с натурой наедине, чтобы никто не мешал слиянию в одно целое.
Может быть, так работал великий Ван Гог.
Возможно ли, что как бы человек предельно хотел исповедаться, как бы не хотел вычерпать до самой глубины внутреннее «я» до последней капли, добиться полного очищения и очиститься?
«Поставим свечки погибшим от невиданной любви». (В.Высоцкий)

***

Солнышко наше одно, но оно совершенно другое на краю света -Чукотке, за Полярным кругом и в Индии - близ экватора. Миллиарды оттенков на небе при заходящем солнце и на Тихом океане, где мы шли на судне по морю Беринга (Беринговский залив), белухи, резвящиеся вокруг нас в этом океане цвета. Черные - пречерные сопки Залива Креста, и солнце, уходя за них, возвращающее ночью память о себе грозными, пугающими, давящему тебя в стылую тундру всполохами северного сияния. Тоску и бессилие вызывает ночная, в самом деле, бескрайняя тундра, не умещающаяся в сознании пустынное пространство и живое, пульсирующее монохромным или разноцветным сиянием небо, вернее сам космос. А тебя нет. И даже смешно думать, что ты в этом мире чего-то стоишь, что-то значишь. И все, что прожито и пройдено, осталось за какой-то размытой чертой памяти, и ты покорился, что к этому уже не вернуться.
И восхищался я людьми, родившимся, живущими там и не знающими другой жизни. Это чукчи, эскимосы. Кажется мне, что им, владеющим этим космосом, известно то, что нам непостижимо при всем нашем напряженном желании.

Старейший оленевод Михаил Рультытегин целый день посреди тундры сидел и позировал мне. Одежда его - кухлянка и торбаса, морщины лица и рук, тундра и небо - это было одно целое. Не чукча на фоне Чукотки, а человек и все остальное вместе - это планета, которая называется "Чукотка".
Коренной житель этой планеты запомнил меня, и когда судьба второй раз забросила меня на эту бескрайность, на краю земли - в аэропорту Анадыря - увидел меня и прочитал стихи, посвященные мне. Он поставил мне памятник в тундре. За полярным кругом, в крохотном поселке Амгуэм, неделю с Валерием Обедковым писали и рисовали детишек чукотских и устроили выставку. Я горжусь этой выставкой, а уж дети Амгуэма вряд ли забудут ее.

***

Электричка. Следующая остановка -"Репино".  Откуда-то голос Мадонны, поет что-то знакомое. Вошли в вагон ребята с гитарами и с песней«Грустную землю не меряй шагами), человек напротив перевернул страницу газеты, прочитал новое слово, мужик с удочкой сделал шаг к выходу, сосед выпил глоток пива, юноша что-то прокричал в ухо девушке, электричка тронулась, на несколько шагов и сократила и прибавила расстояние - все это и тысячи других движений, промелькнувших мыслей, слов сотворились за пару секунд. Миллиарды признаков жизни за секунду по всей планете. Кто-то где-то в эти секунды улыбнулся, кто-то зарыдал, заплакал, кто-то родился, чья-то душа отлетела в мир иной. В этом хаосе гармония жизни, и так бесконечно. И не знаю, почему меня, как художника, не оставляет в покое та или другая секунда, тот или другой сюжет? А ведь есть еще изначально не видимые сюжеты. Как написать звон упругого крыла? Крыло так устроено природой, что даже без полета слышен полет.
-Постепенный переход дня в ночь (между ними - вечер), ночь в день (утро) предохраняет человека. Невозможно представить себе, если б все резко изменилось за минуту. Так же и времена года. Мы свихнулись бы, если представить, что вот она, морозная зима - и - цветущая весна за мгновение ока. Живопись может позволить себе такую роскошь.
16
-Каждым часом меняет цвет, вянет букет в мастерской на столе. Купил, чтобы написать его. Это тот же букет, но он был другим, жизнеспособным. Теперь он загрустил. Я напишу его, но напишу уже не тот букет, который увидел первый раз и захотел купить. Тот, оставаясь на моем столе, ушел, унес цвета радости и свежести. Этот же, оставшись со мной, будучи тем же, так же дорог и может уже ближе мне, потому как он запечалился, да и пожил он со мной немало в свой короткий цветочный век.
-    Полупрозрачное, полупризрачное летнее утро. У станции метро "Горьковская" стоит высокий пожилой мужчина с двумя букетиками настоящих, не выращенных для продажи васильков. Покупаю букетик. Он, почти уже старик, говорит, что васильки священные цветы. В церкви святой водой окропляют веничком из сухих васильков и что надо обязательно раз в год подержать в руках васильки, и что они отгоняют нехорошие силы. Я же обрадовался тому, что детство мое прошло среди васильков. Вдобавок дед сказал, что у меня доброе лицо и мне стало совсем хорошо. Немного надо человеку.
Позапрошлым летом у мамы написал целое ведро полевых васильков, с детства знакомых.

***

Возвращаюсь с поездки к маме, в родительский дом, обратно в
Петербург. Сижу в поезде, придавленный осенью, вспоминаю
детство, соседа Константина, с которого вчера написал портрет и
назвал его«Мужик российский), вспомнил валяющиеся на сырой
земле и ржавой траве старые скворечники - печальный сюжет
нескончаемой осени. За окном вагона глухая, осенняя темень. Все
давно забыли, что такое солнце.
Поднимаю глаза в черноту неба - высоко в этом беспросвете сияет
слово -«Солнцах
Просто одно слово - "солнце". Не реклама, не лозунг. Потрясающе.
Может, скоро на небе увидим слово -«Любовь". Показалось, что и
осень куда-то исчезла.
Увидел это 11 ноября, в День рождения Достоевского.