Михаил Петрович Шмелев, генерал-майор в отставке, член Товарищества офицеров "Сыны Отечества".
На стене кухни в его квартире висит листок бумаги, на котором принтер компьютера вывел несколько рифмованных строк:
«Будь приветлив всегда. Не грусти никогда. Будет трудно – крепись. Будет ветер – не гнись. Будет больно – не плачь. Глаз в ладони не прячь. Если грозы – иди. Если слезы – сотри. Если страшно – держись. Помни, жизнь – это жизнь!»
-С какого момента вы поняли, что рождены для военного дела?
-Я всегда мечтал о мирной профессии, но пришлось стать военным. Прожил уже восемьдесят два года, так что в жизни повидал все, что только можно было увидеть.
-Расскажите о семье, в которой вы родились.
-Родился я во Владимирской области в 1925 году, 21 декабря.
-В день рождения Сталина?
-Да…Есть такой город Гусь-Хрустальный, недалеко от него - поселок Воровского. Там я родился. Жизнь в детстве была очень трудная, тяжелая. Мне было несколько лет, когда умер наш отец, который работал на заводе мастером. Он был уже в возрасте, участник гражданской войны, имел ранения, пережил очень много. С матерью нас осталось четверо детей. Она трудилась разнорабочей. И прежде жили скудно, неважно, а когда из жизни ушел отец, жизнь стала совсем невмоготу. С пяти лет я все хорошо помню. Земли были неважные, очень даже неважные, песчаные. Труд затрачивался большой, чтобы заработать на кусок хлеба.
-Как вы оказались в Чебоксарах?
-Получилось так, что к матери подошел другой мужчина, происхождением из Чувашии. И она вышла за него замуж. Забрала нас, четверых детей, и увезла. В 1932 году я оказался вместе с двумя братьями и сестрой в Чебоксарах. Отчим, Алексеев Иван Дмитриевич, у которого было двое своих детей, оказался довольно хватким человеком, мастеровитым, мог, как говорится, топор в руках держать. Он в Чебоксарах работал завхозом добровольного спортивного общества «Спартак». Летом там была водная станция. Сейчас уже никто не представляет, что это такое. А я помню. При лодочной станции было что-то вроде бассейна. Лодки сдавались напрокат за деньги. А зимой отчим занимался заливкой катков, ремонтом стадиона. Вел все хозяйство «Спартака». Начальником добровольного общества был тогда некий Сомов… Старший мой брат работал парикмахером и достиг такой высокой квалификации, что оказался первым дамским мастером на все Чебоксары.
-Сколько тогда в столице Чувашии насчитывалось жителей?
-Чебоксары до войны были небольшим городом – сорок тысяч населения. По местности весь город располагался там, где сейчас драмтеатр. Внизу были два садика, и вокруг них простирался весь город.
-А кем работала сестра?
-Старшая сестра собирала грибы, ягоды. Учиться ей почему-то не удалось.
-Где стоял ваш дом?
-Жили мы на берегу Волги непосредственно, где «мыс любви». Прямо под ним. А наверху стояла школа. Там больница еще была, не знаю, сейчас функционирует или нет. Вот там мы и жили. Работали вместе с отчимом. Занимались рыбалкой. С точки зрения питания, нужды особой уже не испытывали. Доставали каждый себе на кусок хлеба, и каждый помогал другим в семье. Жили не очень зажиточно, но по сравнению с тем, что было во Владимирской области, неплохо. Не голодали. В 1932 году я пошел в школу. Ее только открыли - школу номер два имени Горького. Парень я был самостоятельный. Пятиклассником сам ездил в Москву – покупать брюки. Ездил на поезде, зайцем. Все бы хорошо, только спать негде. Даже в туалете на Казанском вокзале не спрячешься и не поспишь, потому что его постоянно уборщицы моют. Много лет спустя я как-то вместе с матерью на своей черной «волге» поездил по Москве, показал ей и места, в которых ночевал в детстве. …Закончил я семь классов в 1940 году. Поскольку семья была большая, все воспитание сводилось к тому, чтобы детей приучить к делу, чтобы они доставали копейку.
-Вы тоже зарабатывали деньги?
-Мальчишкой я работал на водной станции, билеты продавал за вход. Школьником я много помогал семье доставкой дров. Тогда в городе газа не было, все дома отапливались только дровами. На берегу Волги заготавливали прибившиеся к берегу бревна, продавали их и питались.
-Что делали после окончания семи классов?
Как только закончил семь классов, мать сразу предложила: «Давай–ка в техникум». В Чебоксарах тогда был один техникум: кооперативный. Я говорю: «Согласен». И поступил в 1940 году в техникум. В 1941 году началась война. Техникум закрыли. Мои довоенные университеты на этом закончились. До осени 1942 года я еще по возрасту не подходил для фронта. Что делать? Поскольку люди пошли на войну, специалистов не хватало, меня взяли на работу товароведом. В трест «Росглавхлеб».
-Чем занимался товаровед?
-Выполнял функции агента по снабжению. Ездил везде, если надо там, скажем, патоку достать, определенные сорта муки. Обеспечивал материалами трест хлебопечения. Мы привыкли думать, что хлеб - это вода и мука. Ничего подобного! Там свыше пятидесяти компонентов надо иметь, чтобы испечь хлеб. Но пекли не только хлеб. Хотя была война, но для определенной публики, для пациентов больниц пекарни выпекали и пирожные. Приходилось ездить и доставать. К примеру, я ездил в «Красный профинтерн» - паточный завод под Ярославлем - и отгружал, отправлял грузы в Чебоксары. Пятнадцатилетним мальчишкой! Семь классов и курс техникума за спиной. И до ноября 1942 года я так работал. Помогал семье. Подошел срок уходить в армию. Была сформирована команда из Чебоксар и отправлена в Воткинск, куда эвакуировали третье Ленинградское пехотное училище. С группой чебоксарцев попал туда. Сказали, что учеба будет шесть месяцев. Но потом оказалось - не шесть, а девять месяцев: в войсках начало развиваться снайперское движение и училище из пехотного сделали стрелково-снайперским. Я его и закончил. Мне предложили остаться, быть командиром взвода. Я, конечно, не согласился.
-Почему?
-Потому что у меня, как и у многих тогда, видимо, был такой настрой. Я думал: «Как же так? Если останусь сейчас командиром взвода, война закончится, как на меня будут смотреть, если останусь вне боевых действий?» Уже 1943 год, «Курская дуга» прошла… И я отказался наотрез. И не один я, со мною еще несколько человек отказались, поехали на фронт.
-На какой фронт вы попали?
-Попал я на первый украинский фронт, в 1130-й стрелковый полк. С ним и прошел войну. С момента, как попал в часть, до конца войны. Участвовал в боях на Украине, в Западной Украине, Польше, Германии и Чехословакии. Дважды ранен. Закончил войну под Прагой. После училища нам присвоили звание младшего лейтенанта. А к концу войны я был старшим лейтенантом. Война закончилась.
-Как вы встретили день Победы?
-День Победы мы встретили под Прагой. Ждали сообщения о том, что война закончена. Каждый день на фронте мы чувствовали, где находимся, с кем соприкасаемся, как развивается вся международная обстановка. Она была как на ладони, всем известна.
Прошли гигантские операции: Висло-Одерская, в которой я непосредственно участвовал, Львовско-Сандомирская, Берлинская. Мы сначала были нацелены на Берлин, но позже нас отвернули. Когда форсировали Одер, чувствовалось дыхание мира, вот-вот закончится война. И в один прекрасный день утром…Не то, что мы спали и проснулись. Спать и не приходилось, все время кто-то бодрствовал на ногах. Кто-то шумит: «Кончилась война!» Как-то автоматически все произошло. Этого ждали, естественно. Воспринято сообщение было с огромным энтузиазмом, большой радостью. Даже трудно сейчас выразить словами, насколько это было интересно, мощно.
-Были на войне моменты везения?
-Таких моментов было много. Я не скажу, чтобы сотни, но десятки, не меньше. Вот один эпизод, никогда не могу его забыть. Я был уже командиром роты автоматчиков. На территории Польши воевали. Перешли в наступление и наступали. Выполняли боевую задачу и наткнулись на немцев. Там же не так, что вот солдат идет, и за ним кто-то идет. Если немец не удержался, он отходит и занимает новый рубеж, встречает. И вот мы шли-шли, раз – немцы! Мы остановились. Я командовал ротой автоматчиков при штабе полка, там были штабные разведчики, связисты. Мы остановились, начали разбираться, разведчиков – вперед. Это было утром. Дело к завтраку. А завтрак подтаскивали в торбасах, котелках, в чем могли, подвозили из тыла. Была дана команда: «Позавтракать!» Старший начальник говорит: «...Не все, сначала – вы, несколько человек». Потом подошла моя очередь. И только я отошел, метров триста надо было отойти в тыл, не больше – налет артиллерийский. Я прошел, ничего, меня не задело. Позавтракал, возвращаюсь, смотрю…Там, где с рацией сидели связисты, разведчики, автоматчики, там где я сидел – одни куски мяса. Все уничтожено. Надо было мне пойти в тот момент на завтрак! …Был еще такой момент, ночью. Проверял посты. Стрельба все время идет, обстрел. Иду, хоть бы что. Ну, там разрывается снаряд, там.
Потом – бах, около меня, осколки визжат! Как я остался цел, не знаю. Невозможно понять: разрывается снаряд рядом, буквально в пяти метрах, даже, может быть, меньше. И веер осколков - во все стороны. И ни один не задел!
-Как вы это объясняете?
-Не знаю. Чем хотите, тем и объясняется. Теория вероятности, значит! Человек – такое животное, живучее. …Еще эпизод запомнился. Как был я парламентером у немцев.
-Вы знали немецкий язык?
-…Нет, в то время язык не знал еще. Потом, после войны, выучил, мог объясняться с немцами. А тогда дело было в Польше. Проводилась Силезская операция. Силезия – богатый промышленный, угольный район…Мы наступали: шестидесятая армия и наш полк. Шла Висло-Одерская операция. Войск сконцентрировалось очень много с нашей стороны, немец вынужден был отступать. Но не по всему фронту. Где-то отступает, а где-то дерется, держится. И получилось так, что мы вырвались далеко вперед. Слева от нас – немцы, и справа - немцы. А я – командир роты автоматчиков. И возникла вот такая ситуация. Что делать? Непонятно. Бойцы предлагают рискованное решение: выйти в тыл немцев и сагитировать их, чтобы они ...сдались! Я подумал, говорю: «Хорошо, давайте попробуем». Взял с собой переводчика - старшину Фадеева, группу автоматчиков, человек пять. Подняли белый флаг и пошли к немцам на переговоры. ПРОДОЛЖЕНИЕ ИНТЕРВЬЮ
|