Николай Васильевич Воронцов, один из самых авторитетных
ветеранов чувашского землячества Москвы, написал и в 2009 году выпустил книгу «Записки
о прошлом». По словам автора, ее тираж – 50 экземпляров, книга – раритет.
Вот некоторые фрагменты книги
О моих дальних предках информации практически никакой нет,
кроме предания, что мой прадед по отцу был взят на воспитание из детского
(сиротского) дома в Казани. Произошло это, по всей вероятности, где-то в
1840-1850- годах.
Деревня Буинск Урмарского района Чувашской АССР где жил дед,
была небольшая – примерно 100 дворов. Через деревню протекала небольшая речка,
много оврагов. Примерно в 10 км от нее находится железнодорожная станция «Урмары»
Казанской железной дороги (трасса Москва-Казань и далее в Сибирь), а также
железнодорожная станция «Тюрлема».
Дом у деда был небольшой, деревянный, из бревен. Состоял он
из одной комнаты с русской печью, два окна на улицу и одно – во двор. Была одна
комната площадью не более 12-15 квадратных метров, где жила семья, а в зимние очень большие холода жили еще и
домашние животные, например, теленок, в первые дни и недели после своего
появления на свет.
К дому примыкали сени и чулан, где хранились
продовольственные запасы: мука, крупы и различные принадлежности крестьянского
быта: ступа для сбивания масла, всякие кадушки, ручной ткацкий станок,
столярно-плотницкий инструмент, ручная крупорушка.
Были дворовые постройки, где
содержалась домашняя живность: корова, овцы, куры. Был большой
яблонево-вишневый сад, а там стояла маленькая баня «по-черному» (то есть без
трубы) с предбанником со стенами в виде плетня, продуваемая насквозь.
Дед мне запомнился мужчиной среднего роста, собранным,
всегда аккуратным, сдержанным, сухощавым (кстати, у нас в роду никогда не было и
нет полных). В семьдесят лет у него были абсолютно здоровые зубы, хотя в те
времена о зубной щетке и разных пастах не имели понятия. Он был красивым,
с правильными чертами лица, носил пышную
светлую с проседью бороду, за которой всегда очень аккуратно и прилежно
ухаживал, что являлось предметом частого подшучивания бабушки, у которой было
очень развито чувство юмора.
От природы он был стопроцентный блондин: светлые волосы,
голубые глаза, высокий лоб. По профессии мой дед был хорошим плотником и
столяром, его руками в деревне было построено немало домов, а его сын, Василий,
мой отец, при этом был его подручным.
Дед во времена службы в царской армии был
музыкантом в оркестре, в деревне я много раз слушал, как он играл на скрипке,
которая висела в доме на видном месте.
Запомнились тихие летние вечера, когда мы, ребятишки,
приходили к деду в огород, в его сторожку и наблюдали, как вечером, когда
садилось солнце и жара спадала, бригада женщин-колхозниц дружно и весело, с
песнями, поливала огурцы - под каждый куст - из ковша, зачерпывая воду из ведер,
в которых они на коромыслах носили воду
из речки, а мы, ребятишки, до отвала наедались сладкими огурцами с грядки.
За все время моего общения с дедом, не помю ни одного
случая, чтобы он был выпившим. В те годы выпивки в деревне были крайне редки,
только по великим религиозным и
государственным праздникам. Но он имел
распространенную в старину безобидную привычку – употреблять нюхательный табак,
который изготовлял сам из листьев табака, выращенного в огороде на специально
отведенных для этих целей грядках.
Бабушку звали Мария Захаровна (девичья фамилия
Шишкина), она уроженка деревни Катергино Козловского района.
Внешне была - в противоположность деду – смуглая, черные с
проседью волосы, худощавая, низенького роста, живая, хлопотливая и приветливая.
Когда мы, внуки, приходили, она нас всгда старалась угостить чем-то вкусным.
Умерла она почти одновременно с дедом – после гибели на
войне любимого младшего сына Петра.
Мои родители – Воронцов Ваилий Андреевич и Степанова
Серафима Степановна – оба 1908 года рождения, родились и выросли в д. Буинск
Урмарского района, а в 1930 году, когда им было по 22 года- поженились. 29
ноября 1930 года у них родился сын, первенец Михаил, мой старший брат.
После женитьбы родителям жить было негде и первое время
семейной жизни они снимали угол у одинокой старухи в своей деревне, а примерно
в 1932-1933 годах с огромными трудностиями, при поддержке родителей, отца и
матери, они на окраине деревни построили свой маленький домик, состоящий из
одной маленькой комнаты с большой русской печью.
Все, что могло поместиться в этом домике - деревянная
кровать-лежанка, сделанная руками отца, стол, широкая скамейка-лежанка и вторая
скамейа у окна...
Мама выкладывала из печки хлеб, от
которого в домке устанавливался незабываемый аромат свежеиспеченного хлеба.
Мы с братом Михаилом спали на лежанке или на печи, а
родители стелили постель на полу.
Все наше жилье на окраине деревни выглядело уныло, потому что кругом было пусто
– не было ни одного дерева- только огород, где-то около 20 соток под картофель,
с глинистой тяжелой скудной почвой.
Я родился в этом новом собственном домике моих родителей 20
марта 1933 года – через 2 года и 4 месяца после рождения моего старшего брата
Михаила.
Отец в те годы работал в колхозе трактористом. Когда он
трудился в поле не очень далеко от дома, мама доверяла мне носить ему в поле
нехитрый крестьянский обед.
Вспоминается, как мама впервые взяла меня с собой в поле на
жатву. Было мне тогда видимо где-то окло 6 лет. С самого начала работы серпом
прошелся по мизинцу левой руки, за что мне от мамы был нагоняй. После
соответствующего «инструктажа» я продолжил работу. Ну, а память об этом случае
сохранилась на всю жизнь в виде шрама на мизинце.
Вспоминаются и дни, когда меня оставляли дома «на хозяйстве»
- няньчить младших, так как в 1940 году у нас было уже 4 сына: Михаил, я, братья Саша, 1936 года, и Георгий, 1937 года рождния. В мои обязательства
входило накормить их, а также натаскать из родника воды впрок (в бочку). Родник располагался достаточно далеко от дома – около 1 км.
В июне 1940 года у меня появился еще один брат – Иван.
Примерно в 1938 или 1939 году (когда мне было 5-6 лет) в
доме появился цветной портрет отца, нарисованный масляными красками другом
детства моего отца, судя по всему, художником-самоучкой.
Картина-портрет меня потрясла.
Примерно в это же время мой
крестный отец-Осипов Иван Осипович подарил мне «общую» тетрадь в линейку и карандаш. По тем временам это было для меня величайшим
богатством, и восторгу моему не было предела. Практически с этой тетради
начались мои упражнения по рисованию, а позднее, будучи школьником, я уже
рисовал не только акварелью, но и масляными красками. В том числе и портреты, и
пейзажи. Именно это увлечение позднее привело меня к решению поехать в Москву
в архитектурный институт, который в те времена был единственным архитектурным
институтом в СССР.
Детство мое в деревне проходило как у всех деревенских
детей: все лето босиком, весной в лаптях на «платформе» из деревянных чурбашек,
зимой в латанных и перелатанных валенках.
Где-то примерно в 1939 году в деревне появилась легковая
машина, на которой заехал на несколько часов парень из нашей деревни,
работавший в районе водителем.
Переполох в деревне был грандиозный. Ребятня тут же облепила
машиу. Событие это можно, наверное,
сравнить только с тем ликованием, которое было при первом полете Юрия
Гагарина в космос.
Почти несбыточной мечтой у нас, мальчишек,
было желание прокатиться на машине хоть несколько метров. Когда машина
тронулась, мне удалось зацепиться за запасное колесо, прикрепленное сзади, а
машина тем временем, набирая скорость, поехала по улице и быстро стала выезжать
из деревни. Я перепугался, что меня увезут неизвестно куда, спрыгнул на
полной скорости на выезде из дерени и, сильно ударившись о землю, получил
полную порцию ушибов, синяков и вывих левого плеча. Меня подобрали, отвели к
деревенской бабке-костоправу, которая вставила плечевой сустав на свое место,
предварительно нежно растерев плечо мылом и самогонкой.
Примерно в это же время (мне было около 6 лет) я научился
бегло читать и писать печатными буквами. Первая книжка, которую я прочитал,
была детская книга в стихах на чувашском языке «Кукольная бригада», которая
меня поразила тем, что все содержание изложено в стихотворной форме.
Именно с этой поры я полюбил чтение на всю жизнбь.
1 сентября 1940 года я пошел в первый класс нашей сельской
школы.
Помню до сих пор, по прошествии почти 70 лет, что первую мою
учительницу звали Мария Ивановна, была она совсем молоденькая девчонка,
направленная в тот год на работу в нашу деревню, видимо, сразу после подучилища.
Учился я с огромным удовольствием, легко, только на «отлично».
В то время отметок 1,2,3,4,5 еще не было.
22 июня 1941 года началась Великая Отечественная война.
В один из морозных дней
конца декабря 1941 года (или в первых числах января 1942 года) наша
семья переехала на новое место жительства – в рабочий поселок Козловка (на
берегу Волги), это примерно 20 километров от нашей деревни Буинск.
Дело в том, что с запада страны в Козловку был эвакуирован
авиазавод, который в кратчайший срок должен был начать выпуск самолетов.
Мой отец через военкомат был направлен на работу на этот оборонный
завод, где он и проработал до дня победы и позже, до ухода на пенсию.
...На новом месте работы в рабочем поселке наша семья
разместилась в двухэтажном древянном щитовом бараке, в комнате на втором этаже
на улице Чкалова.
Новое место естественно вызвало во мне уйму впечатлений:
многоквартирный барак, да еще двухэтажный, много улиц, людей, рядом - Волга,
заводская труба, завод, клуб и центральная улица с дощатым тротуаром.
У меня начались серьезные проблемы: поселок был
русскоязычный,а я не знал ни одного
слова по-русски. Поэтому в школу во второй класс я сходил только один день –
почти как глухонемой и убитый своей беспомощностью больше в школу не пошел, у
меня началась уличная жизнь.
И только в 1943 году, в разгар войны, к тому времени в
достаточной мере освоивший русский разговорный язык, я продолжил учебу во
втором классе начальной Козловской поселковой школы.
Учительницей в поселковой школе у нас была Клавдия
Степановна Вавилова – очень спокойная и добрая женщина.
Хлеб выдавался по карточкам, а масло и сахар перепадали
только изредка.
...На военном заводе, где работал мой отец, рабочие стояли у
станков столько часов, сколько выдерживал организм: и по 10, и 12, и 15 часов,
по целым неделям не выходя из цехов. Самолеты, которые впускал завод, сразу с
конвейера отправлялись на фронт, за ними специально периодически приезжали
летчики.
Семья наша в Козловке, в бараке, вся в сборе бывала только
зимой, а летом мама и мы, дети, жили в деревне – поближе к картошке.
Там был большой
огород под картошку. Кроме того, мама как колхозница, должна была отработать
определенное количество трудодней на колхозном поле, в противном случае могли
лишить (отнять) огород, а это грозило настоящим голодом для всей семьи.
Я периодически бывал в Козловке у отца, чтобы отоварить
хлебные карточки.
Козловка тех лет выглядла как настоящий прифронтовой городок:
всюду висли огромные плакаты – «Родина-мать зовет», «Все для фронта, все для
победы над врагом», «Смерть фашистским оккупантам!» и так далее.
В поселке появилось много эвакуированных из западных районов
страны: с Украины, Ленинграда, Прибалтики, Молдавии и др.
Был установлен строжайший порядок, согласно которому, после
наступления темноты (вечером и ночью) все окна занавешивались специальной
черной маскировочной бумагой. Нарушители наказывались строго по законам
военного времени. Следили за этим на каждой улице специально назначенные
коменданты.
В поселок стали возвращаться из госпиталей тяжелораненные-
инвалиды без рук, ног и с другими тяжелейшими увечьями. В семьи стали приходить
извещения о гибели близких. А у нас, мальчишек, главной игрой стала игра в
войну с самодельными, из дерева, саблями и наганами.
В начале 1943 года, зимой, мы увидели живых немецких
солдат, взятых в плен во время Сталинградской битвы и доставленных в специальный
лагерь для военнопленных, оборудованный недалеко от Козловки.
Из этого лагеря
их периодически приводили в Козловку в общественные бани. Причем их появление сопровождалось
страшным грохотом: обуты они были в ботинки на деревянной платформе (из
цельного куска дерева) а верх – из дермантина. Грохот усугублялся тем, что
улицы, по которым их приводили, были покрыты дощатым настилом.
Мне вскоре удалось обзавестись такой обувью, и я в течение
всей зимы щеголял в ней, производя неимоверный шум.
Для нас мальчишек такая
обувь была особенно кстати: она являлась одновременно чем-то
средним между коньками и короткими лыжами.
...В Козловке, в комнате, в которой поселилась наша семья, я
впервые увидел электрическую лампочку под потолком, так как в деревне дома
освещались только керосиновыми лампами. Очень хотелось узнать, как же она светит?
Когда старших не было дома, пододвинул под лампочку тумбочку, а на тумбочку –
табуретку. Забравшись на табуретку, вывинтил лампочку и сунул в патрон палец.
От удара током я загремел вниз. Так состоялось мое первое
знакомство «вплотную» с электричеством.
...В нашем доме почти всегда были музыкальные инструменты:
гармошка, скрипка, балалайка. Мой отец свободно играл на всех этих
инструментах. Я пристрастился играть на гармошке немудреные народные мелодии. В
конце 1943 – начале 1944 года гармошку пришлось обменять на помешка муки. Никогда
не забуду, как я плакал, а отец пытался мне втолковать: гармошкой сыт не
будешь, а без муки будем голодать.
Отец после тяжелой работы на военном заводе умудрялся
выкраивать время для ремонта часов знакомым, друзьям, соседям, так как во всем
поселке часового мастра не было. Этому мастерству отец выучился самостоятельно
еще в юношеские годы. Он был также и столяром, и плотником, мог починить
швейную машинку, велосипед, обувь и многое другое. Свободно владел тремя языками:
русским, чувашским и татарским.
К отцу заходили пленные немцы, находившиеся в спецлагере вблизи Козловки. Это, видимо, был контингент, пользовавшийся
правом покидать пределы лагеря. Отец приобретал у них вышедшие из строя ручные
часы-штамовки – часы без камней, "одноразового" пользования. Отец умудрялся
их восстанавливать, т.е. дать им вторую жизнь, а в мои обязанности входило
продать их за сносную цену на местной толкучке, что часто успешно делал и, тем
самым, помогал семье.
На всю жизнь запомнились очереди за хлебом. Несмотря на то,
что была карточная система, отовариться хлебом удавалось далеко не всегда. Поэтому
очередь за хлебом на следующий день выстраивалась с вечера накануне. Номер очереди
записывали химическим карандашом на руке, как пароль, и периодически делали
перекличку. Если кто не оказался на перекличке, тот вычеркивался. Поэтому я часто
в летнее время, заняв вечером очередь, оставался на всю ночь у магазина и там
же до утра спал прямо на лестнице у входа, чтобы утром быть в очереди в числе
первых.
Однажды утром , во время «штурма» магазина, у меня из
кармана вытащили карточки на всю семью, и наша семья декаду сидела без хлеба;
для меня это была целая трагедия, запомнившаяся на всю жизнь.
...Я продолжал увлекаться рисованием: по просьбе солдаток –
вдов делал портреты в карандаше с маленьких фотографий на документы. Нарисовал несколько
пейзажей масляной краской, а ближе к концу выйны, когда ввели новую форму
военнослужащих с погонами, нарисовал несколько акварельных портретов
маршалов Советского Союза с золотыми погонами, при множестве орденов и медалей,
затем продал портреты на местной токучке.
Рисовал я их с газет на небольшого формата
фанерках. А фанеры самого высшего качества тогда имелось много на заводе в виде
отхода производства. Естественно, все мои поделки тех лет были, видимо,
весьма примитивными.
Другим моим увлечением в те годы было чтение. В поселке была
большая библиотека, и я буквально глотал книги.
...И вот, наступил долгожданный День Победы – 9 мая 1945 года.
Было
ясное солнечное теплое утро. Весь народ бурлил на улицах поелка, все пели,
плясали, обнимались, плакали, играли на гармошка, по радио-"тарелке",
установленной на улице, гремела музыка. День оказался на редкость для начала мая
теплый. Мы, мальчишки, весь день купались в Волге и катались на лодке. Волга
- очень полноводная, чистая, вода - теплая.
Мне было тогда 12 лет.
...После школы поступил в МИСИ им.Куйбышева, ведущий институт среди
строительных вузов СССР: он входил в первую десятку вузов Москвы. Наш институт в
те годы оказался особнно востребован: по всей стране велось массовое
строительство грандиозных промышленных и гражданских объектов, а также мощных
гидротехнических сооружений: Куйбышевская – ныне Волжская - ГЭС, Волго-Донской
канал и др. Эти обстоятельства в значительной мере повлияли на мой выбор –
учиться на факультете «Гидротехническое строительство».
В процессе учебы
будущая специальность конкретизировалась в "Использование водной энергии»,
то есть - проектирование и строительство гидроэлектростанций.
На нашем факультете работали видные специалисты, ученые с
мировым именем, авторы учебников, по которым мы учились: Гришин М.М. – автор двухтомника
"Гидротехнические сооружения", Губин Ф.Ф.-«Использование водной энергии, Джунковский
Н.Н. –«Портовые сооружения».
В нашей группе были представители разных национальностей из многих
регионов СССР и зарубежья. Мы перезнакомились и сдружились очень быстро.
Взаимовыручка во время зачетов, при выполнении курсовых
проектов и в период экзаменов была исключительная. Как говорится, стояли один за
всех и все за одного.
Находили мы время и для коллективных походов в кино, на
концерты и спектакли.
В общежитии была большая общая кухня и мы, проживая
вчетвером в комнате, закупали продукты, поочередно готовили. Стирали также
сами. Регулярно ходили в московские бани, в основном, в Доброслободские, которые
находились рядом с институтом, и Дорогомиловские – рядом с общежитием. Билеты в
баню стоили копейки.
...Периодически ездили на московские железнодорожные товарные станции
на погрузочно-разгрузочные работы, где с нами, по окончании работы, в тот же
день расплачивались наличными.
В 1954 года, после окончания второго курса, мы, большая группа
ребят, находились на производственной практике, участвовали в строительстве Новосибирской гидроэлектространции на Оби. Там я около
трех месяцев проработал в качестве мастера на возведении водосливной бетонной
плотины.
В 1955 году в течение всего лета проработал на
строительстве Горьковской гидроэлектростанции на Волге бригадиром бетонщиков.
28 июня 1957 года я успешно защитил диплом. Тема дипломного
проекта - «Гидроузел на р.Оке».
После защиты диплома сразу пошел на почту и дал телеграмму
родителям: «Диплом защитил успешно.Инженер Воронцов».
Я стал первым человеком с высшим образованием в нашем роду
Воронцовых.
Сейчас, в 2009 году, число Воронцовых,получивших высшее
образование, возросло. Моя дочь Галина - тоже выпускница МИСИ, а внучка – Валя Воронцова
решила стать архитектором и успешно учится
в институте на втором курсе архитектурного факультета. Племянник
Воронцов Вячеслав Михайлович - тоже
выпускник МИСИ, его дети Максим и Никита Воронцовы – выпускники с/х Академии
имени Тимирязева; племянницы: Анна Воронцова – выпускница Российского
университета Дружбы народов им. Патриса Лумумбы, Воронцовы Нелли и Ольга –
выпускницы Московского педагогического государственного университета.
...3 августа 1957 года приказом № 134 я был зачислен старшим
техником гидротехнического отдела ОКБ с окладом по штатном у расписанию.
Конструкторское бюро и жилой поселок сотрудников находились в
некотором отдалении от г.Дедовск. В этом же поселке мне, как молодому
специалисту, выделили место в общежитии.
В 1958 году в моей жизни произошло знаменательное событие –
я стал семейным человеком. Мне было тогда 25 лет. Столько же исполнилось и
Валентине – моей жене, с которой мы познакомились и подружились еще в
студгородке в годы моей учебы в институте-на старших курсах.
В Особом конструкторском бюро я проработал только около 9
месяцев: в мае 1958 года был переведен в отдел Куййбышевского
гидрозла, который территориально располоагался в Москве, на Софийской набержной
(напротив Кремля – на берегу Москва-реки). В этом же году меня назначили на
должность инженера этого отдела, а в 1961 году – на должность старшего
инженера. К тому времени проектные работы по Куйбышевскому гидроузлу
практически были завершены и в дальнейшем я принимал участие в разработке ряда
других проектов, в том числе:
переброски стока Северных
рек в Волгу;
судоходного соединения р.Амур с Татарским
проливом;
судоходных сооружений Шульбинского гидроузла;
сооружений на р.Ахтуба, Нижне Волжского
гидроузла;
расчеты конструкций судоподъемника Красноярской ГЭС на
р.Енисее.
Р
Работа - интересная, творческая, коллектив - сильный,
дружный.
Институт имел огромный опыт, замечательных специалистов своего дела,
разрабатывал проекты уникальных гидротехничесикх сооружений как для СССР, так
и для других стран, например, проект Асуанской ГЭС.
1964 год для нашей семьи был очень знаменательным: нам
предоставили двухкомнатную квартиру в доме–новостройке, как теперь называют, в
«хрущевке».
Отработав в Гидропроекте 8 лет, в сентябре 1965 года перешел
в строительно-монтажный трест «Росхладторгстрой». Трест был ведомственный –
возводил объекты торговли, склады,базы, многоэтажные холодильники, жилые дома для
нужд Министерства торговли РСФСР - на всей
трритории Российской Федерации.
Приказом по Министерству строительства СССР от 11.09.1967 №
586-К я был назначен старшим инженером
отдела Новой техники и внедрения новых строительных конструкций и материалов
Главного технического управления.
Моя работа в Министерстве продолжалась 15 лет. Приходилось
много раз выезжать в командировки в самые разные концы СССР. За эти 15 лет я
побывал на стройках в Литве, Латвии, Эстонии, Грузии, Молдавии, Узбекистане,
Киргизии, Туркмении, Таджикистане и
примерно в 20 областях РСФСР, включая Чувашию, Мордовию и Марийскую АССР.
Одним
из вопросов, которыми я занимался, была организация широкого внедрения на
предприятиях и стройках неразрушаюших ультразвуковых методов контроля качества
бетона и железобетона. Новый меод позволил отказаться от механических,
разрушающих испытаний контрольных
образцов и получить экономию, которая в масштабе Министерства измерялась миллионами
рублей по курсу того времени. За активное участие в деле внедрения новшества я
в 1980 году вместе с группой разработчиков был награжден бронзовой медалью ВДНХ
СССР.
В 1973 году меня назначили начальником отдела Министерства. Неоднократно побывать в служебной
командировке и на своей малой родине – в
Чувашии, в том числе на строительстве гиганта отечественного тракторостроения –
Чебоксарского завода промышленных тракторов, неоднократно – на Домостроительном
комбинате. Несколько раз был в г.Канаше на экспериментальном, подведомственном
Министерству, авторемонтном заводе, продукция которого поставлялась многим
территориальным организациям Министерства. В те годы я близко познакомился с
директором завода Зайцевым Николаем Архиповичем. И вот уже около тридцати
лет длится наша настоящая мужская дружба.
9 ноября 1982 года Министр подписал приказ о моем переводе в
Госплан СССР.
В 1991 году Госплан СССР ликвидировали и преобразовали в
Минэкономики СССР. Это был начальный период расплада СССР.
Весной 1991
года ко мне в Минэкономики СССР зашел
Председатель Совета Министров Чувашской АССР Зайцев Николай Архипович с предложением перейти на работу во впервые создаваемое и формируемое Представительство Совета Министров Чувашской Республики в
г.Москве, на должность заместителя Постоянного представителя. Меня
проинформировал, что Постпредом назначен генерал-майор Николаев Андриян
Григорьевич, летчик-космонавт СССР, дважды Герой Советского Союза.
Постановлением Совмина Чувашской АССР от 6 сентября 1991
года я был назначен заместителем постпреда, а чуть позднее –в 1992 году – первым
заместителем Постпреда.
Первое мое знакомство с Андрияном Григорьевичем состоялось
примерно в 1979-1980 годах, когда я работал в Министерстве строительства СССР –
в Главном техническом управлении. В эти годы он являлся Первым заместителем
начальника Центра подготовки космонавтов им. Гагарина и приехал к нам в Министерство "пробивать"
железобетонные конструкции для центра подготовки.
Знакомство было мимолетное и никакого
продолжения оно не имело. И вот спустя более чем 10 лет, мы встретились.
В то время Андриян Григорьевич являлся депутатом Верховного
Совета РРСФСР, работал в одном из комитетов. Во время первой же беседы сказал мне: «Николай Васильевич, у меня много работы
по депутатской линии, поэтому бери все в свои руки и начинай работать. Если для
решения возникающих вопросов потребуются визиты в кабинеты высоких чинов, я
готов в любое время».
Работа начиналась "с нуля": не было ни помещения, ни
стола, ни телефона, ни печати, ни расчетного счета, ни транспорта…
Осенью 1993 года в Москве произошли трагические события,
очевидцем которых я оказался. Они оставили глубокий, тяжелый незабываемый след в
памяти и душе.
Это - дни расстрела «Белого дома», где тогда располагались Верховный Совет
РСФСР, его депутаты, народные избранники, собравшиеся со всей России.
Наше Постпредство тогда размещалось на Новом Арбате, доме № 21,
в высотном здании на пересечении Садового кольца и Нового Арбата, на двадцатом этаже, буквально в нескольких сотнях
метров от Дома Правительства.
Во время обстрела Дома Правительства со стороны Садового кольца стали раздаваться
автоматные очереди и снайперские одиночные выстрелы по окнам этажа, на котором
размещалось Постпредство. Все, кто находился в кабинетах, нагнувшись, выбежали в
коридор. Позднее, когда стрельба прекратилась, мы увидели, что во всех
комнатах стекла пробиты пулями. В моем кабинете пуля, пробившая оконное стекло
на уровне человеческого роста, лежала на полу, рядом с письменным столом, а
стол был усыпан осколками разбитого стекла.
Я долго хранил эту пулю как память о тех страшных днях.
В
тот день мы видели, как от шальных и снайперских пуль на улице
падали люди. Это невозможно забыть.
...В январе 1994 года Постпред Николаев Андриян Григорьевич был
освобожден от занимаемой должности. Указом Президента Н.В.Федорова
его назначили Почетным Представителем Чувашской Республики с установлением
пожизненного денежного пособия. Наши дружеские отношения с легендарным космонавтом сохранились вплоть до трагического дня – 3 июля
2004 гда, когда его не стало.
Новым Постпредом назначили Кисина В.Н., но проработал
он недолго, и в августе 1996 года назначили Плетнева А.П., который пработал
только полгода, а в феврале 1997 года назначили Федорова Г.С.
Я к этому
времени настраивался к уходу на заслуженный отдых: приближался предельный
возраст для работы на государственной службе – 65 лет.
Вспоминая сейчас (после прожитых 75 лет) и анализируя
прошедшие годы и события, прихожу к
выводу, что - я счастливый человек, что судьба моя в целом была ко мне милостива
и благосклонна.
Многим, конечно, я обязан своим родителями и учителям, учившим
уважать труд, старших по возрасту, быть честным, совестливым, правдивым,
справедливым, умению преодолевать трудности и лишения.
Любое нарушение этих христианских заветов в школе
порицалось, а в семье строго наказывалось.
Мне действительно сильно везло на хороших, добрых и отзывчивых
людей.
Среди них - Нилов Иван Нилович, директор школы, благодаря его
поддержке получил среднее образование (а не семилетнее, как планировал).
Медянин Кирилл Дмитриевич, отец моего школьного товарища,
депутат Верховного Совета Чувашской АССР, который обратился с ходатайством к
Председателю Президиума Верховного Совета республики об оказании мне финансовой
поддержки для поездки в Москву и поступления в институт.
Председатель Верховного Совета Андрева Зоя Ананьевна, которая в течение нескольких минут решила
этот финансовй вопрос (на другой же день выехал в Москву).
Моя тетя, вдова моего родного дяди Степанова Матрена
Петровна, приютившая меня в Москве до получения места в общежитии института,
несмотря на исключительно тяжелые материальные и жилищные условия: она и
четверо детей занимали комнату примерно 10-12 квадратных метров в бараке.
Осмер Николай Алексеевич, который при случайной встрече в
течение нескольких минут изменил место моей работы после получения диплома
(вместо Казани распределился в Москву).
Козиков Александр Павлович, случайная встреча с которым
закончилась моим переходом из проектного института в строительный трест.
Милославский Наум Маркович, совет и рекомендация которого
помогли моему переходу на работу в Центральный аппарат Министерства
строительства СССР.
Терехов Степан Михайлович, мой непосредственный начальник,
наставник, с которым я 15 лет проработал в Минстрое СССР.